О том, кто на самом деле является смертельным врагом нашей альфонекровласти?!!!

В предыдущем посте, посвящённом животрепещущей теме политической проституции в нашей до коликов родной чисто конкретной власти, мы обращали внимание любезного читателя на то, что эта тема как-то не возбудила нашу госбратву, которая решила спустить здесь дело на тормозах, типа, шакалы общественного негодования лают - караван разграбления России идёт и не сворачивает! Но так происходит далеко не всегда, и звериное мурло нашей власти, не Бог весть как справляющейся с "мочением в сортире" подлинных врагов народа, порою в отношении россиян. болеющих, пусть и по-разному, за Отечество, проявляется так, что мало никому не кажется! Тому примером - материал от GQ-Сайта:

"Как взбесить РПЦ

Самый известный в стране защитник прав потребителей получил по голове монтировкой, стал фигурантом целой армии уголовных и административных дел, был обвинен в экстремизме и подрыве государственных и религиозных устоев, и это только начало. Почему Михаил Аншаков категорически не готов успокоиться?

Второй, самый сильный, удар рассек кожу над левым ухом и переломал височные кости. Третий попал куда-то по ногам. Четвертый сломал левую руку. Пятый и шестой снова пришлись по голове.

Пятью минутами раньше, около полудня 26 декабря, Михаил Аншаков вышел из своего дома и пошел к метро «Новокузнецкая», чтобы отправиться на работу. Возле забегаловки Subway Аншакова взял за плечо высокий мужчина лет тридцати в серой куртке и натянутой на глаза черной вязаной шапочке: «Мужчина...» Аншаков не расслышал конец фразы, обернулся и получил по голове торчащей из цветастого полиэтиленового пакета монтировкой. Он свалился на сугроб, и мужчина продолжил наносить удары. Столпившиеся вокруг прохожие стали вопить: «За что мужика бьешь!», но тот лишь ответил: «Он вчера к моей жене приставал». Кто-то встал между Аншаковым и нападавшим, и избиение прекратилось. Неизвестный убрал монтировку в пакет и не спеша ушел в сторону метро. Аншаков доковылял до дома; сам вызвал «скорую». Сотрясение мозга, многочисленные переломы, ссадины и ушибы, затяжные головные боли, госпитализация, Новый год в отделении неотложной нейрохирургии.

Два часа спустя после нападения Михаил Аншаков лежит под зеленым пледом на каталке посреди коридора Института скорой помощи имени Склифосовского и, упершись взглядом в унылый потолок, размышляет вслух. «Ну кто это мог быть? Ну не «Макдоналдс» же, это смешно. И не «Вимм-Билль-Данн», это давно было, — перечисляет он возможных, по его мнению, заказчиков. — И не Петрик, разумеется. Это Поддевалин, глава Фонда храма Христа Спасителя, вне всяких сомнений». Санитар, невысокий лысый мужчина с добрыми мечущимися глазами, носится по коридору от больного к больному, останавливается у каталки Аншакова и спрашивает, кем же он работает, что на него нападают средь бела дня. «Главой Общества защиты прав потребителей». — «О! Буду знать теперь, куда обращаться, если что», — радостно отвечает санитар и резко переходит на еле слышный шепот: «Знаете, если бы попали по голове чуть-чуть выше, то вам был бы, извините, пи...ц». Молодая кучерявая девушка Роза Баршина, адвокат и по совместительству жена Аншакова, стоит рядом с каталкой, держит в руках пакет с забрызганными кровью пиджаком и рубашкой мужа и отвечает на звонки журналистов. «Миш, может, хватит, а, права народа-то защищать? — устало спрашивает она, повесив трубку после очередного звонка. — Так себе ничего не останется». Аншаков лишь безучастно машет здоровой рукой: «Прекрати, Роз» — и продолжает смотреть в потолок.

Михаил Аншаков, общественный деятель, защитник прав потребителей, бывший главный самарский информационный киллер, создатель нескольких правозащитных организаций и кандидат в Координационный совет оппозиции, не только утверждает, что под крышей главного храма страны ведется циничный бизнес, но и сообщил Священному Синоду семь канонических причин, по которым Патриарх Московский и всея Руси Кирилл должен быть извержен из сана и предан анафеме. Церковь отвечает Аншакову взаимностью.

В родной Самаре Аншаков издавал «Деловые новости». Газета произвела в городе фурор, потому что еще никто так откровенно не мочил мэра города.

Осенним субботним утром, в один из последних дней радио «Свобода» перед увольнением большей части сотрудников и сменой формата, Аншаков сидит в радиорубке в ожидании эфира и причесывает свою еще не сломанную голову небольшой карманной расческой. Из пробора у Аншакова все равно продолжает торчать шальной волос, но он не знает этого и убирает расческу. Этим осенним субботним утром сотрудникам «Свободы» ни до чего, и уж тем более до председателя Общества защиты прав потребителей (ОЗПП) и его прически, нет дела. Атмосфера на радио напоминает учебные дни в школе перед началом летних каникул, только каких-то невеселых: домашние задания не делаются, на уроки почти никто не ходит. Все шатаются по коридорам и шумно обсуждают, что делать дальше и кому уже отключили пропуска. Кто-то горько выпивает. За минуту до начала программы «Человек имеет право» ведущая со следами от слез вокруг глаз несколько раз настоятельно просит Аншакова после каждого утверждения добавлять «по моему мнению» или «по моей информации». «Вы же понимаете, вы у нас и так почти что клеветник»,— угрюмо добавляет она.
Аншакова позвали на «Свободу», чтобы он рассказал о конфликте ОЗПП и РПЦ. Церковь, околоцерковные организации и Общество защиты прав потребителей затаскали друг друга по судам: православный мирянин Аншаков пытался доказать, что в храме Христа Спасителя, который он называет исключительно «бизнес-центром», ведется нелегальная торговля. В ответ его обвинили в экстремизме, клевете, ведении антицерковной деятельности и оскорблении чувств подавляющего большинства верующих; назвали врагом церкви, нарушающим нравственные рамки; журналистов, берущих у него интервью, стали вызывать на допросы. Дискуссия на радио выходит странная — никто из соперников Аншакова на эфир не явился, так что единственным защитником церкви выступает анонимный настоятель небольшого провинциального храма, который по телефону объясняет Аншакову, что иных способов храмам сводить концы с концами, кроме как торговля, нет. 

Когда Аншаков рассказывает о том, что в церквях часто можно купить крестики из неклейменого золота низкого качества и их нельзя будет вернуть, потому что у тебя нет чека, звукорежиссер кивает: «Ага, турецкое золото, ну-ну! Я как-то купил себе серебряный крестик, он на мне погнулся. Оказалось, оловянный. И не вернуть, ничего». Когда ближе к концу передачи наконец заходит речь о патриархе Кирилле, ведущая быстро сворачивает с этой темы и пытается убедить слушателей и самого Аншакова, что у него нет претензий к патриарху, а только к деятельности храма Христа Спасителя. Аншаков лишь коротко кивает, будто согласен. Кивка по радио не увидишь.

Противостояние Михаила Аншакова и церкви началось с рядовой экспертизы. Общество защиты прав потребителей «Общественный контроль» и ее составная часть, социальная сеть и интернет-телевидение «Потребители.ру» — это такая специальная организация, в которую надо обращаться, когда тебе продали плохой чайник и сломанный утюг, а ты не умеешь, но очень хочешь качать права. Они защищали владельцев снесенных собянинской администрацией палаток и лотков в Москве; помогали абонентам сотовых сетей, у которых со счета снимались деньги за входящие sms с коротких номеров; боролись против неработающих водоочищающих фильтров «Шойгу» псевдоученого Виктора Петрика, которые председатель высшего совета «Единой России» и бывший спикер Госдумы Борис Грызлов обещал поставить в каждый дом; обращались в суд по поводу слишком быстрого роста стоимости билетов на электричку; отвоевывали право получать компенсацию от государства за испорченные реагентами ботинки; пришли к выводу, что клубный фейсконтроль нарушает конституционные права граждан. Ежегодно организация обрабатывает 60 тысяч обращений. Помимо этого, она постоянно проводит экспертизы: строительно-технические, автотехники, компьютеров, систем связи, бытовой техники, мебели, обуви, текстиля, бытовой химии, парфюмерии, пищевых продуктов. В общем, всего, что можно купить и пожалеть об этом. В середине весны 2012-го в ОЗПП стали поступать обращения от граждан, жалующихся, что ювелирные украшения, купленные в церковных лавках, нельзя обменять или вернуть. «Нам звонили и писали люди, что они купили в храмах и церквях крестики, цепочки и кулончики, а дома обнаруживали, что на них нет клейма, а это незаконно. Правоохранительные органы туда не лезут, поэтому люди приходят и просят вернуть деньги, а им говорят: «Вы что! Окроплено святой водой! Святотатство! Возврату не подлежит!» — рассказывает Аншаков. Поначалу он не обращал особого внимания на жалобы, пока ОЗПП не провело экспертизу золотого крестика, купленного в храме Христа Спасителя, и не обнаружило, что вместо заявленной 585-й пробы крестик сделан из золота 486-й пробы. «Там, как я понимаю, ведется незаконный оборот золота, налажен канал сбыта дешевого неклейменого арабского драгоценного металла», — считает Аншаков. В те дни уже активно шел суд над Pussy Riot, так что Аншаков, заинтересовавшийся происходящим, отправил двоих сотрудников со скрытой камерой в храм Христа Спасителя, чтобы узнать, что там творится. Они вернулись и сказали, что в храме развернута нескромная коммерческая деятельность.

В апреле 2012 года газета «Московские новости» провела крупное расследование этой деятельности и выяснила, что «под вывеской ХХС, наряду с церковными помещениями, работает большой бизнес-центр с офисами, ресторанами, частной охраной и платной подземной парковкой». Согласно расследованию, в храме можно снять под проведение мероприятия Зал церковных соборов с VIP-гримерными за 450 тысяч рублей в сутки, конференц-зал за 100 тысяч рублей, на длительную аренду сдаются офисы, есть автомойка «Мытный двор», платный подземный паркинг на 305 машино-мест с арендой от полугода за 80 тысяч рублей, а также несколько павильонов, торгующих дорогими сувенирами и ювелирной продукцией. Расследование осталось почти незамеченным и скандалов не вызвало. Аншаковские правозащитники пошли дальше. Они сняли ролик, из которого следует, что в храме продаются дорогие ювелирные украшения, яйца Фаберже, кулоны, шкатулки, матрешки, а вся документация представляет собой пухлую тетрадку, в которую матушка записывает все проданные товары и их цену. В начале июня ОЗПП обратилось в Хамовнический суд, где через семь недель как раз стали слушать дело Pussy Riot, с иском против Патриаршего подворья храма Христа Спасителя. Аншаков утверждает, что хотел лишь попререкаться в публичном пространстве и добиться того, чтобы ларьки были вынесены за территорию храма и оснащены кассовыми аппаратами. «На режим налогообложения это бы не повлияло никак — они и так освобождены от уплаты НДС, поскольку реализуют товары религиозного назначения. Но я не ожидал, что они сами себя начнут в угол загонять», — объясняет он.

«Нельзя отождествлять религиозную и предпринимательскую деятельность — это совершенно разные вещи», — говорит игуменья Ксения Чернега, со скучающим видом вертя в своих покрытых черными одеяниями руках белый iPhone 4S. Матушка Чернега возглавляет юридическую службу Московской Патриархии, и наша встреча проходит на черных кожаных креслах в переговорной на территории Даниловского монастыря. У входа в здание юридической службы припаркован черный Mini Cooper. Рядом патрулируют ряженые в дубленки казаки. В Хамовническом суде Чернега представляла интересы подворья и смогла убедить судью в том, что на территории храма торговля не ведется, а потому требования ОЗПП — признать торговлю незаконной, обязать разместить вывески на всех торговых павильонах, оформить ценники, завести книгу отзывов и предложений, установить кассовые аппараты и выдавать чеки — выполнять не нужно. Чернега смогла доказать, что коммерческая деятельность в ХХС — вовсе не торговля, а лишь безвозмездная передача дара за заранее оговоренную сумму добровольного пожертвования. Она и продавцов, оговариваясь, называет «распространителями» и считает, что вся ситуация была искусственно создана Аншаковым, поскольку в юридическую службу ни разу не обращались миряне, недовольные тем, что в церкви им не выдаются чеки. Да и вообще — о каком обмене может идти речь: «...такие сакральные вещи ты приобретаешь для удовлетворения своих духовных, а не бытовых потребностей. Такая вещь не подлежит обмену». Хотя, добавляет она, конечно, бывают некачественные товары. 10 июня 2012 года Хамовнический суд принял сторону подворья и отклонил иск ОЗПП. Отношения Аншакова и церкви, начавшиеся как рядовая правозащитная процедура, резко пошли под откос.

Из документов, полученных в суде, Аншаков и его юристы сделали вывод, что Фонд храма Христа Спасителя — светская организация, управляющая храмом и распределяющая бюджетные средства, — выделил для ведения религиозной деятельности лишь 7 % площади храма. Все остальное — коммерция и аренда. Согласно документам, предоставленным суду подворьем, на территории ХХС функционируют 7 фирм; еще 8 фирм обнаружили сотрудники ОЗПП. Среди этих 15 организаций есть компания, занимающаяся политконсультацией; АНО «Институт политики и деловых коммуникаций»; ЗАО «Центр изящных искусств на Волхонке», продающее произведения искусства и антиквариат; автомастерская, юрконсультант, бюро переводов, торговые павильоны с ювелирными украшениями, компания, продающая рыбу и морепродукты, а также уже ставшие знаменитыми автомойка и парковка. «Мытный двор» и охраняющий комплекс ЧОП «Колокол» учреждены детьми исполнительного директора Фонда храма Христа Спасителя Василия Поддевалина. Компаниями «Врата-1» и «Врата-2», продающими сувениры и ювелирные изделия, заведует Алексей Вишняк, известный массовой публике по фильму Аркадия Мамонтова «Провокаторы 2», в котором Вишняк, обвиняемый в забивании собственных родителей до смерти гантелями, заявил, что за Pussy Riot стоит опальный олигарх Борис Березовский.

Как взбесить РПЦ

Комментировать дело Аншакова в Фонде отказываются, но с самим фактом сдачи храма под коммерческие нужды никто не спорит — ни Фонд, ни РПЦ. Объяснение простое: храму не хватает средств, ежегодно выделяемых городским бюджетом, поэтому на поддержание приходится самостоятельно зарабатывать. В 2012 году, например, согласно данным расследования «Московских новостей», из бюджета на храм было выделено 372 миллиона рублей; сумма постоянно растет, и это не считая пожертвований, которые Фонд собирает как с лиц частных, так и юридических. Протоиерей Всеволод Чаплин, руководитель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви и общества, к примеру, хоть и назвал в интервью GQ слова Аншакова о ХХС неадекватными, заметил: «В храме есть светские помещения, где проводятся концерты, форумы, конференции и спектакли, есть трапезные, где проводятся торжественные обеды, и все это нуждается в инфраструктуре — надо где-то ставить машину, иногда их нужно мыть, нужны кухни, а как без гримерных для артистов? А гардеробы? А туалеты? То, что организации это все арендуют и платят за это, — это нормально. Храм ведь только частично свои расходы покрывает за счет города, а все остальное нужно заработать, и это делается путем сдачи в аренду помещений. Ничего дурного в этом не вижу». Матушка Чернега подтверждает: не все помещения в храме используются для богослужения, подворье занимает свою площадь как пользователь по договору безвозмездного пользования, а отношения с Фондом она называет «соседствующими» и говорит, что «мы это в известной степени терпим».

Терпеть, видимо, есть что: в Фонде все заточено под бесперебойный бизнес. Даже самому подворью за проведение мероприятий приходится платить — без скидок и поощрений. Ключарь храма отец Михаил Рязанцев (он же — один из свидетелей обвинения в деле Pussy Riot) в интервью «Журналу Московской Патриархии» рассказывал, что как-то подворью, например, пришлось заплатить 70 тысяч рублей за проведение двухчасового торжества в честь выпускников воскресной школы в светской части храма и что такая ситуация повторяется из раза в раз. Также, по словам Рязанцева, Фонд узурпировал привлечение в храм благотворительности. Иными словами, ничего личного, только бизнес.  

В июле 2012-го, вооружившись этими документами, Общество защиты прав потребителей обратилось в прокуратуру, налоговую и инспекцию по контролю за использованием объектов недвижимости Москвы и попросило проверить, по назначению ли используются переданные Фонду помещения храма. Эффект получился ровно противоположным. В проверке было отказано, а Фонд храма тоже обратился в прокуратуру — с требованием привлечь ОЗПП к ответственности за клевету, порочащую деловую репутацию: Фонд считает клеветой термин «бизнес-центр» и обвинения в нецелевом использовании помещений. Двумя неделями позже, 6 августа, Аншаков пошел на эскалацию. Он обнародовал заявление, что Pussy Riot, которых через 11 дней приговорили к двум годам заключения в колонии общего режима, ни в чем не виноваты, поскольку свой панк-молебен исполнили в той части храма, которая управляется Фондом, а следовательно, считается муниципальной собственностью, на которой религиозные правила и порядки действовать не могут. Необходимо вспомнить, что это были за дни: патриарх проводил массовые молитвенные стояния в защиту веры и поруганных святынь, в городе появились казачьи патрули, поговаривали даже о введении неких «православных бригад». Заявление ОЗПП выплеснулось в российское информационное поле как ведро напалма. Главу Общества это, правда, лишь раззадорило.

Аншаков не очень похож на шутника. Он слегка картавит, носит костюмы серых оттенков без галстука, худ. У него немного болезненный вид — глубоко посаженные глаза, небольшие синяки под ними. Скромный кабинет производит впечатление, что он редко им пользуется. Под левой рукой лежит килограммовый том «Кодексы и закон», под правой — искусственная елочка в горшочке. Книжная полка заставлена правовой литературой. Работа защитником потребителей накладывает существенный отпечаток на повседневную жизнь Аншакова. Он не покупает и не ест колбасу, никакую: «Она даже не из картона делается, там сплошная химия, улучшители вкуса, эмульгаторы, ароматизаторы. За последние 15 лет пищевая химия сделала такой рывок, что сегодня колбасу можно сделать вообще без использования мяса». Не покупает полуфабрикаты, кондитерские изделия и сладости (особенно сгущенное молоко), не ест маргарин и консервы, не пьет кока-колу. Даже хлеб не жалует — только французский, замороженный, брикетами, которые нужно самостоятельно печь в духовке.

Аншаков баллотировался на выборах в Координационный совет оппозиции и вышел на дебатах «Дождя» в финал. Оппозиционной общественности он тогда известен не был; в твиттере каждое его выступление сопровождалось удивленными записями вроде «кто это такой?». Даже журналист Юрий Сапрыкин, ведший один из раундов, в котором участвовал Аншаков, постоянно запинался, произнося его имя: чужой, незнакомый тусовке человек. В КС он шел призывать оппозицию отложить политические игры и заняться привлечением людей, далеких от митингов и шествий: собирать домовые советы и профсоюзы, добиваться снижения стоимости ЖКХ и нарушений трудового законодательства. На выборах Аншаков занял 34-е мес­то, не дотянув четыре позиции до Совета. Не помог даже предвыборный ролик «Спецвыпуск. Спокойной ночи, малыши», где кандидат сидит на полянке с Хрюшей и Степашей у покосившейся компьютерной избы. Впрочем, Аншакова это и не печалит — действовать он предпочитает в одиночку.

Первое слово, которое пришло бы вам в голову, посмотри вы на Аншакова, было бы «серый», если бы не его вечная еле-еле различимая улыбочка. Даже во время острых дискуссий, когда оппоненты начинают повышать на Аншакова голос, он будто бы не обращает на это никакого внимания, лишь еле заметно ехидно улыбается. Чувство юмора у него весьма специфическое — про таких людей в интернете говорят: did it for the lulz — «сделал, потому что весело». Или: хороший, годный тролль. Так, в конце прошлого июля ОЗПП добровольно объявило себя иностранным агентом, пытаясь привлечь внимание общественности к закону об НКО; а на 60-летие Владимира Путина Аншаков опубликовал в LiveJournal претензию о замене президента ненадлежащего качества, согласно закону «О защите прав потребителей»: срок действия вышел. После процесса в Хамовниках в том же блоге появилось открытое письмо к председателю Нобелевского комитета, в котором Аншаков просил выдвинуть патриарха Кирилла и судью Хамовнического суда Игоря Канановича на Нобелевскую премию по экономике за «прорывной вклад в экономическую теорию товарно-денежного обмена» — создание уникальной формы публичных правоотношений, названных ими «взаимным безвозмездным одариванием по рекомендованной цене». Реакция долго ждать себя не заставила. Глава Ассоциации православных экспертов Кирилл Фролов обратился в Генпрокуратуру с просьбой проверить ОЗПП на экстремизм, а действия Аншакова — на разжигание религиозной розни и дискредитацию власти. Аншаков в ответ лишь опубликовал в ЖЖ заявление генпрокурору Юрию Чайке о явке с повинной: «Признаю, что, находясь под влиянием экстремистской литературы, а именно — Библии, организовал самочинное выдвижение Его Святейшества на соискание Нобелевской премии, и прошу учесть явку с повинной и деятельную помощь в расследовании данного преступления при принятии процессуального решения по делу. Обещаю никогда более Святейшего Патриарха никуда не выдвигать, окромя тех мест, куда он сам пожелает». И подпись: «Целую троекратно по-православному».

По жалобе Фонда храма Христа Спасителя прокуратура возбудила два административных дела по статье «Клевета» — одно в отношении ОЗПП, второе в отношении лично Аншакова. Процесс шел с трудом — жалоба была подана в конце июля, дела были возбуждены лишь 18 сентября. Через месяц, 19 октября, мировой судья Савеловского мирового суда признал ОЗПП и Аншакова невиновными за неимением состава административного правонарушения. Второй раунд начался, не успел закончиться первый. В конце сентября глава Фонда Поддевалин написал еще одну жалобу, на этот раз из-за интервью, которое 21 сентября вышло в «Новой газете». В этом интервью Аншаков рассказал журналисту Елене Масюк все то же, что говорил и раньше: собирали с людей деньги на строительство храма Христа Спасителя, а построили бизнес-центр, территория используется не по назначению, некоторыми фирмами заведуют дети Поддевалина.

На этот раз дело зашло дальше — было возбуждено первое в стране уголовное дело по части 2 новой статьи Уголовного кодекса 128.1. «Клевета», Масюк вызвали на допрос в качестве свидетеля, с Аншакова 22 января взяли подписку о невыезде, а 29-го предъявили обвинение. Теперь ему грозит штраф до миллиона рублей или до 240 часов общественных работ. Поддевалин также направил жалобу министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву, в которой обвинил Аншакова в хищении иностранных грантов в фонде инвалидов «Перспектива» и в махинациях в фирмах «Арт-дизайн» и «Интех». Жалобу приняли, была проведена проверка, Аншаков ходил давать показания, в Самаре допрашивали его мать. Сам Аншаков утверждает, что о существовании «Перспективы» и «Арт-дизайна» узнал от полиции на допросе, а свою фирму «Интех», занимавшуюся посредническими операциями в бизнесе систем теплоснабжения, ликвидировал более шести лет назад. Дело не возбудили.

На 60-летие Владимира Путина Аншаков опубликовал претензию о замене президента ненадлежащего качества, согласно закону «О защите прав потребителей»: срок годности вышел.

Михаил Аншаков родился 7 сентября 1972 года в Куйбышеве (ныне Самара) в семье рабочих. Мать была экономистом на хлебозаводе, а отец всю жизнь проработал конструктором и руководителем отдела на ЦСКБ «Прогресс», главной опорной точке советского ракетостроения. На «Прогрессе» собирали ракету «Союз», на которой Юрий Гагарин отправился в космос. В годы юности Аншакова Куйбышев был закрытым военным городом, и он вспоминает его как место скучное. Скучно перестало быть, когда Аншаков учился в старших классах общеобразовательной школы № 41, — началась перестройка, и на площади Славы стали собираться демократические митинги. На митинги ходили семьями. На первом же толпа освистала косноязычного первого секретаря обкома товарища Муравьева. Еще через три митинга демократический раж в городе резко спал — появились кооперативы и прочий кустарный бизнес. Аншаков же окончил школу, поступил в Политехнический институт, был отчислен с первого же курса за неуспеваемость и прогулы и отправлен на службу в часть ПВО в Ульяновске. Часть, по его воспоминаниям, была совершенно небоеспособной — чтобы запустить во врага ракету, гордость Куйбышева, нужно было потратить полчаса на заправку и выведение орудия на позицию: «На нас только и нападай». После дембеля Аншаков вернулся в Самару и поступил на юридический факультет только что открывшегося Всесоюзного института управления, у которого были филиалы во всех крупных городах, а центр в Донецке. Институт управления был современным местом: факультеты менеджмента, маркетинга, желающие подработать профессора государственных вузов в качестве преподавателей. Учебу Аншаков посещал редко и на первом курсе занялся предпринимательством — создал фирму по регистрации фирм. Вокруг ревели 90-е, все торговали воздухом. Аншаков плыл по течению, разгребая заказы: спрос на регистрацию превышал предложение, да и конкурент у Аншакова во всей Самаре был только один — человек, у которого он сам регистрировал фирму. В середине 90-х бизнес Аншакову надоел, поэтому он создал свою первую общественную организацию — культурно-просветительский фонд «Наследие», который занимался поиском денег на финансирование культурологических, исторических, археологических и этнографических исследований. «Это было время бешеных халявных денег — кредиты раздавались направо-налево, появилось огромное количество неквалифицированных менеджеров, и люди просто сорили деньгами. И тогда еще можно было найти средства на изучение быта народностей Поволжья, которые там много столетий проживают: ничего не стоило тогда объяснить, что вот это — важное дело, оно принесет имиджевые дивиденды вашему банку и предприятию, и люди соглашались», — вспоминает он. В конце 90-х началась эпоха диких выборных бюджетов. Политтехнологии в те годы в Самаре были просты и неказисты — лидером движения мог стать выступивший на митинге участковый милиционер, а предвыборная кампания сводилась к расклейке рукописных и машинописных листовок в подъездах. В 1997 году Аншаков, уже глава созданного им профсоюза работников малого и среднего бизнеса, зарегистрировал газету «Деловые новости» и впервые нащупал дело своей жизни: целеустремленная информационная война. Газета изначально планировалась как профсоюзное издание, но быстро переросла в орудие демократического процесса. К выборам всех уровней газета получала бюджет от «заинтересованных лиц», наращивала тираж и начинала писать «остро против нехороших людей». Аншаков смог договориться с «Почтой России», чтобы газету доставляли в 10 тысяч самарских офисов. К началу 2000-х у боевого листка наконец вырисовался образ реального врага: мэр города Георгий Лиманский.

Депутат Самарской губернской думы Михаил Матвеев, в те годы редактор газеты «Самарский курьер», познакомился с Аншаковым летом 2001 года перед выборами мэра Самары, когда Аншаков уже стал местной медиа-рок-звездой. Мэр Лиманский, которого в городе называли Шлиманский и обвиняли в связях с местным криминалитетом, шел на второй срок, и город производил удручающее впечатление — раскуроченные дороги, регулярные отключения водоснабжения в жилых домах, недоступное жилье, коррупционные скандалы и криминал. «Его все воспринимали как полубандитского авторитета и жестокого мэра со связями в неформальных структурах, — вспоминает Матвеев. — Желающих с ним связываться было не много». В 1999 году «Деловые новости» начали ожесточенную информационную битву против Лиманского и его администрации, которая вошла в активную фазу как раз перед выборами, — публиковали реальные расценки взяток тех или иных чиновников, издевательские карикатуры, злые анекдоты, аналитику о коррупции в городе; напечатали серию материалов «Плохой мэр — плохие дороги» и собирали пикеты у каждой колдобины. Газета взорвала Самару. «Это была крепкая желтая газета, отчасти «Не дай Бог!», резонансная, народу нравилось», — говорит Аншаков. Газета произвела в городе фурор еще и потому, что Лиманского никогда так откровенно не мочили. ­«Непонятно было, на что он рассчитывал, — либо убьют, либо засудят, — рассказывает Матвеев. — До сих пор не знаю, как была отстроена защита у Миши. Может, охрана была, не знаю. Но его никто так и не тронул». Зато изданию проблем хватало, свидетельствует самарский политтехнолог Алексей Комелев, бывший у Аншакова редактором: все типографии в городе отказались печатать тираж, поэтому приходилось постоянно ездить по соседним областям, да и там постепенно все отказывались — угрожали проверками и проблемами с налоговой. Так, газета успела напечататься в Самарской, Саратовской, Ульяновской и Пензенской областях. Заводились уголовные дела, которые, впрочем, ни к чему не привели. «Лиманского в городе все боялись, потому что он везде поставил своих братков, но у нас не было проблем, потому что он долгое время не мог понять, кто мы вообще такие, — объясняет Аншаков. — Таким людям свойственно построение конспирологических картин — не какой-то Аншаков ведь это делает, за ним кто-то стоит, может быть, из Москвы кто-то копает, может быть, ФСБ, может быть, губернатор, может быть, еще кто-то. Он постоянно был на крючке, и разбираться еще и с журналистами в маленьком городке, где все друг друга знают, он не стал».

Самое замечательное в истории с мэром — причудливые переплетения с нынешней жизнью Аншакова. Так, например, у мэра Лиманского был близкий друг и заместитель, возглавлявший столичное представительство Самары, — Марк Фейгин, один из трех скандальных адвокатов Pussy Riot. Самого Аншакова Фейгин, большую часть времени проводивший в Москве, не помнит, но говорит, что претензии к Лиманскому были во многом оправданны: «Его администрация не была идеальна, ей, как и другим администрациям тогда и сейчас, были присущи те же пороки. Недоброжелателей было очень много. Но против Аншакова тогда не возбуждали уголов­ных дел за клевету из-за статей в газете, его не преследовали — в те времена, какая бы ни была критика, гонениям за это не подвергали».

Еще более удивительным образом перекликается зачин войны против Лиманского со второй главной информационной войной Аншакова, церковной: и там и тут дело случая, изначального толчка и обоюдной эскалации. В 1999 году Лиманский обратился к городским предпринимателям с просьбой помочь облагородить заброшенный Струковский сад, самарский парк Горького. Аншаков и его друзья-архитекторы разработали проект реконструкции, отреставрировали дореволюционный фонтан и восстановили памятник козе, символу Самары. Лиманский обещал всем предпринимателям преференции и всяческие благодарности, но ничего не сделал. На торжественное открытие парка городская администрация Аншакова не позвала, денег потраченных не компенсировала. Обидевшись, Аншаков ночью забрал из парка козу, а затем письменно вызвал на дуэль главу администрации района, где находился парк; нашел себе даже секунданта. Чиновник на дуэль так и не явился, козу у Аншакова украли и вернули в парк. Когда Лиманский пошел на второй срок, газета Аншакова была готова к бою.

Ту битву Аншаков проиграл — 15 июля 2001 года Георгий Лиманский, несмотря на тонны черного пиара, одержал победу на выборах, и вскорости Аншаков переехал в Москву, где через пару лет создал Общество защиты прав потребителей. В родном городе его до сих пор вспоминают как личность неординарную, эпатажную, напускающую вокруг себя туман авантюризма. Одни называют его мошенником и жуликом, другие — отцом самарского черного пиара. Матвеев говорит, что после себя Аншаков оставил в городе банду ребят, бывших у него на побегушках, которые после его отъезда быстро выросли в ведущих местных политтехнологов, консультантов, блогеров и прочих игроков политтеатра. Алексей Комелев отъезд Аншакова объясняет просто: в маленьком городке ему стало скучно.

Теперь Аншакову грозит до миллиона рублей штрафа или 240 часов общественных работ. Заодно его обвинили в хищении иностранных грантов и в махинациях в якобы принадлежавших ему фирмах.

В начале сентября 2012 года Аншаков заболел и, находясь в пучине церковных разборок, решил изучить каноническую литературу — Трулльский, Лаокидийский и Никейский Вселенские соборы, которые были положены в основу комплексной судебной психолого-лингвистической экспертизы по уголовному делу Pussy Riot: решил бить врага его же оружием. Аншаков проделал колоссальную работу — перелопатил кучу литературы, нашел семь канонических и догматических отступлений патриарха Кирилла, написал подробные трактовки каждого пункта. Каждый, по его выводам, служил достаточным основанием, чтобы Кирилла лишили сана и отлучили от церкви. Он накатал подробное, порядка 25 страниц формата А4, заявление, адресованное Священному Синоду и Архиерейскому собору, чтобы оно было рассмотрено на церковном судебном заседании, и опубликовал его в ЖЖ. «Каждый православный имеет право подать заявление в церковный суд. Я человек крещеный, причащаюсь даже иногда, постоянного духовника у меня нет, но я все равно член церкви, и никто меня от нее не отлучал, — объясняет он. — Хотя я и не сомневаюсь, что, даже если суд состоится, патриарха оправдают по всем статьям. Но сам суд будет прецедентом — этого я и добиваюсь». Первым пунктом обвинения шло лихоимство: в виду имелся факт, что финансово-хозяйственное управление РПЦ владеет более чем 20 % банка содействия благотворительности и духовному развитию Отечества «Пересвет», который выдает потребительские кредиты, а сам патриарх владеет квартирой в Доме на набережной, полученной им после принятия монашества. Согласно правилу 74 Трулльского собора, в церквях не должно совершаться «трапез братолюбия»; внутри ХХС есть трапезные, где проводятся пиршества, которые неоднократно посещал Кирилл. В нарушение 16-го правила Никейского собора Аншаков нашел патриарха виновным в «стремлении к роскоши и украшению тела» — он носит или носил часы Breguet за 30 тысяч евро, ездит на роскошных автомобилях с охраной, мебель и обстановка в его квартире, согласно постановлению Замоскворецкого суда в деле о нанопыли, стоит больше 19 миллионов рублей, у него имеются загородные резиденции. Патриарх также обвинялся в сожительстве с женщинами (в его квартире в Доме на набережной проживает Лидия Леонова, не приходящаяся патриарху ни матерью, ни сестрой, ни теткой), рукоположении раньше положенного возраста (он стал иеродиаконом в 22 года и архимандритом в 24, тогда как минимальный возраст — 25 лет) и, наконец, в «молитвенном общении с еретиками»: в мае 2012-го участвовал в синкретической встрече в Астане, где заявил, что мусульмане, буддисты, индуисты идут по дороге спасения вместе с христианами.

Ни одно из предшествующих церковных и околоцерковных дел Аншакова не вызывало большего резонанса: борец за права потребителей решил поучить жизни патриарха. Православный эксперт Кирилл Фролов в очередной раз написал на Аншакова жалобу — он посчитал, что Аншаков дискредитирует церковь, оскорбляет честь и достоинство «общественно значимых персон» и оскорбляет религиозные чувства абсолютного большинства отечественных православных. В ответ на это Аншаков поступил предсказуемо: опубликовал расширенное и дополненное заявление, призвал всех желающих последовать его примеру, упаковал толстенную пачку перечислений канонических нарушений в конверт и отнес на почту, в Синод.

Матушка Ксения Чернега смотрит на меня как на умалишенного: «Вы ведь неглупый человек, понимаете, что эти заявления не будут рассматриваться. Не рассматривался и не будет рассматриваться такой бред, тем более от таких людей, как Аншаков». Матушка объясняет, что в своем письме в Священный Синод Аншаков не приложил никаких доказательств принадлежности к церкви, что уже служит причиной в отказе рассмотрения. Все семь преступлений патриарха Кирилла матушка, посмеиваясь, даже не стала обсуждать: «Ну разве это каноническое преступление, что патриарх носит дорогие часы? Не существует максимальной и минимальной стоимости вещей, которые в личном пользовании может иметь патриарх». Позиция ее однозначная: аппарат церковного суда пришел к выводу, что само церковное правонарушение отсутствует, а все, что Аншаков написал, — «очевидная нелепость». «Все, что представлено Аншаковым, не ново, — говорит Всеволод Чаплин. — Все это патриарху предъявляли и до его избрания, и любопытно, что никто из духовенства не поддержал кампанию Аншакова — это свидетельствует о том, что он не был понят церковным народом и под его знаменами никто не пошел». Аншаков, напротив, считает, что со стороны воцерковленных людей он получил поддержку, и не сомневается, что реформация самой церкви рано или поздно свершится: внутри РПЦ, считает он, есть оппозиция Кириллу, не согласная с тем, что церковь так и не понесла публичного покаяния за сотрудничество с богоборческими советскими властями. «Для истинно православных людей это очень важная вещь — сотрудничество церкви со спецслужбами для них равносильно союзу с антихристом. У нас же никакого клирика нельзя было рукоположить без согласия 5-го отдела КГБ, да и Кирилла активно продвигали кураторы с Лубянки. Церковь — очень важный государственный институт, который должен и может не только сеять вечное-доброе, но может играть большую роль в общественно-политических процессах, как в Польше католическая церковь активно поддерживала профсоюзы в борьбе против коммунистического режима. У нас она превратилась в часть государственной машины, и ее надо от этой машины отделить. И в этом смысле деятельность патриарха, на мой взгляд, антимиссионерская — это надо постараться столько людей от церкви отвадить. Этой системе необходимо оздоровление».

Мы с санитаром толкаем каталку Аншакова через пустые коридоры Института Склифосовского, потому что больше некому: навестить главу Общества защиты прав потребителей никто, кроме корреспондентов LifeNews, не пришел. Аншаков все так же уныло смотрит в потолок и думает о произошедшем. Вероятно, он удивлен, что на него вообще напали, — в Самаре, когда он публиковал свой боевой листок против мэра и его криминального окружения, его никто не трогал, а тут такое. Хотя еще за пару месяцев до нападения он говорил мне, что не боится того, что с ним может произойти: не боится тюрьмы, не боится, что вместо Кирилла анафеме предадут его самого. Понимает он сам или нет, зачем ввязался в эту игру, выйти из нее уже не получится: он под подпиской о невыезде, поломанный, против него ведется уголовное дело. Что до избиения, то правоохранительные органы возбудили дело по статье УК 115 «Умышленное причинение легкого вреда здоровью». Аншаков на это даже улыбаться не стал. Позже дело переквалифицировали на статью УК 112 «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью» и, наконец, после отдельной судмед­экспертизы, на статью УК 111 «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Аншаков собирается добиться еще одной переквалификации — на статью о покушении на убийство. Через пару дней после нападения он назначил награду в миллион рублей за информацию об исполнителе и заказчике и написал в своем ЖЖ воззвание против «упырей, свивших себе гнездо в храме».

Пока Аншаков ходит в грязный туалет для пациентов, лысый санитар смотрит на меня своими бегающими глазами и водит руками по каталке. «Знаете, — говорит он, — исходя из своего опыта, могу вам сказать, что, когда хотят убить, монтировкой не бьют. Когда хотят убить, бьют куском арматуры, от которой полчерепа сносит. Монтировкой бьют, когда хотят предупредить: в следующий раз будет арматура»."