Такое ощущение, что тот вполне очевидный факт, что заокеанские хозяева нашей власти, нежно, но уверенно взявшие в свои вполне себе ежовые рукавицы нежные чресла наших державных воров и проходимцев, показали им, каким дерьмом они являются на самом деле, привёл наших одуревших от пиления бюджета, разграбления своей страны и лишения будущего вроде бы как своего народа в состояние полного безумия. Иначе совершенно нельзя объяснить ту степень идиотизма, аморальности и преступности, каковую демонстрируют наши ребята и девчата на весь мир, на всю страну, ведя себя как умалишённый, который не только не осознаёт последствий своих действий - он вообще не ведает, что творит. особенно если учесть, что творит он всё это не в заповедные тридцатые, среди вчерашних селян от сохи, согнанных в города, а среди вполне образованного люда, чувствующего себя в инете как дома и в гробу видавшего все заклинания и бормотания власти на фоне топтания на костях народных. К сему - материал от АиФ на похоронную для останков репутации нашей горе-власти тему "трогательной за нежные места" заботы о наших сиротах:
"Трагическое известие о гибели в США приемного ребенка из России
заставило российских чиновников исполнять знакомый жутковатый фарс
Козырная карта
Похоже, смерть мальчика оказалась для них долгожданной козырной
картой. Настолько выгодной, что все средства стали хороши: ложные
сведения, обнародование несуществующих документов, официальные
заявления, противоречащие друг другу. Так детский омбудсмен вначале во
всеуслышание заявлял, что ребенок погиб от побоев и сильнодействующих
психотропных средств. А уже на следующий день, фактически пойманный
американской стороной на лжи, спешил сообщить, что смерть наступила,
из-за того, что приемная мать оставила мальчика одного на площадке... И
хотя официальных доказательств вины приемных родителей пока не получено,
а круг людей, знакомых с темой сиротства и семейного устройства, очень
узок, все торопятся сделать выводы и принять меры. Как обычно,
карательные и «антисиротские». Зато добавляющие политического веса их
создателям.
Например, вице-спикер Совета Федерации Светлана Орлова,
не желая мелочиться, потребовала: «Нужно незамедлительно ввести запрет
на усыновление для тех пяти десятков российских детей, по которым уже
есть решение суда, и которые должны были выехать в США к усыновителям.
Зачем нам отправлять наших детей на верную гибель?»
Особенно цинично в этом контексте звучит «наши дети». Очень хочется
спросить Светлану Юрьевну: давно ли вы поняли, что эти дети — ваши? И
что вы успели для них сделать — в отличие от тысяч благополучных
американских усыновителей, растящих трудных девочек и мальчиков,
оказавшихся никому не нужными в России? Впрочем, есть чиновники, которые
готовы отличиться и словом, и делом. Например, Андрей Турчак, губернатор Псковской области,
откуда был усыновлен погибший ребенок. Он взял и приостановил все
усыновления в регионе — в том числе, и для россиян. Это уже привычная
мера — за одного сироту брать в заложники других. Одновременно господин
губернатор потребовал «сегодня же запустить необходимые процедуры»,
чтобы найти российских усыновителей для младшего брата погибшего
мальчика. Тот пока продолжает жить в приемной семье и, по мнению
американской стороны, находится в безопасности. Но чиновники уверены,
что ребенок должен вернуться на родину, ретивые телеканалы делают героем
дня не очень трезвую и не очень здоровую биологическую мать
мальчиков, заученно требующую вернуть сына. А губернатор Турчак, на
всякий случай, сообщает, что есть уже десяток российских семей, желающих
усыновить этого малыша...
Старая песня на новый лад
Ох, где-то мы это уже слышали. Помните «дело Артема Савельева»? Несчастный Дима Яковлев
ведь стал далеко не первым объектом политического пиара. До него были
многие — в том числе и Артем Савельев, российский мальчик, усыновленный в
2009 году в США и через полгода отправленный неудавшейся
усыновительницей обратно в Россию.
Интернет и СМИ тогда наводнили трогательные фотографии Павла Астахова и
Артема — то мальчик сидит на коленях у уполномоченного по правам
ребенка, то омбудсмен держит его за руку. При этом господин Астахов
заявлял журналистам: «Это мой Артёмка, я никому его не отдам». Тут было
бы логично подумать, что омбудсмен решил сам усыновить ребенка — но
ничего подобного не случилось. Дальше 13 апреля 2010 года Астахов
сообщил, что «до конца недели» Артёма Савельева усыновит семья
российских дипломатов, и отметил, что помимо них ещё две российские
семьи претендуют на усыновление Артёма. Прошло два с половиной года.
Артём Савельев так и не был кем-либо усыновлён и до сих пор проживает в
приюте.
То же самое господин Астахов говорил
совсем недавно и про детей, фактически отнятых у американских
усыновителей: «Я уверен абсолютно, что все эти дети пойдут в российские
семьи.» И весомо добавлял: «Сегодня на одного ребенка из детского дома
приходится более тысячи взрослых дееспособных людей, поэтому потенциал
для внутрироссийского усыновления у нас огромный.» Так давайте
задумаемся, почему же из этой тысячи не нашлось ни одного готового
усыновить вполне здорового мальчика Артема? Несмотря на всю кампанию в
СМИ, несмотря на выкрики публики, требующей отдать им бедного сиротку и
наказать американскую мать-изверга?
Да просто потому, что на свете мало желающих взять «чужого» ребенка с
непростой судьбой. А в России их еще меньше — по многим причинам. У нас
вообще весьма специфическое отношение к усыновлению и усыновителям.
Этот поступок не считается нормой, не поддерживается государством и
общественным мнением — только не рассказывайте мне, пожалуйста, про
свежеиспеченные популистские идеи, вроде ста тысяч за усыновление
ребенка-инвалида. Давайте лучше вспомним цифры опроса, заказанного под
принятие «антисиротского» закона. По его итогам подавляющее большинство
россиян было готово запретить американцам брать наших детей, но лишь 14%
не собирались, а лишь «рассматривали возможность» стать усыновителями.
Что такое «рассматривать возможность»? Я, может быть, рассматриваю
возможность полететь в космос — могу ли я называться космонавтом? Так и
эти 14%, к сожалению, не могут считаться потенциальными усыновителями.
По крайней мере, до тех пор, пока не пройдут подготовку в школе приемных
родителей и не соберут все документы — до чего дойдут лишь единицы.
Кстати, предыдущие, не спровоцированные политическими событиями опросы,
обычно выдавали другой результат — лишь 3-4% людей, готовых стать
усыновителями.
Фиаско Астахова
«Это его (Астахова), личное, полное профессиональное фиаско, — утверждает Людмила Петрановская, педагог, психолог, создатель Института развития семейного устройства.
— У него были все возможности по работе с общественным мнением в
последние два года. Почему в результате его двухлетней работы более чем у
половины населения легко поднимается рука поставить галочку в графе
«нет, я не возьму» и сразу же в графе «и они пусть не берут»? Никто не
обязан хотеть взять приемного ребенка. Но если сам не хочешь, но при
этом запрещаешь другим, это говорит о том, что ничего не знаешь о
проблеме. Два года уполномоченный по правам детей в телевизоре и во всех
газетах, чуть не ежедневно — и вот такое общественное мнение на выходе.
Да любому нормальному приемному родителю дайте хоть половину этого
эфира — и через два года будет другое общественное мнение.»
Но у Павла Алексеевича, похоже, свои методы работы с общественностью.
Видимо, он верит, что если много раз проговорить слово «сахар», во рту
станет сладко. Поэтому и повторяет, как мантру: «12900 российских
усыновителей готовы были взять детей на 1 января 2012 года.»
Страшная арифметика
Эти 13 тысяч родителей, готовых взять ребенка и почему-то не берущих,
меня давно интригуют. Как усыновитель я позволю себе усомниться в их
существовании — хотя бы потому, что слышала об «очереди за детьми» и три
года назад, но ни разу не видела, в отличие от огромного числа
детей-сирот. Тема сиротства и усыновления, вообще, идеальна для
мифотворчества и спекуляций. Ведь в детские дома — вполне себе режимные
учреждения закрытого типа — могут заглянуть лишь немногие, да и то чаще
всего раз в год, с новогодними подарками от своей компании. А живого
усыновителя встретить удается еще реже — в том числе и потому, что
многие из них предпочитают не афишировать свой поступок. Вот и возникают
самые разные цифры и факты, ничего общего не имеющие с реальностью. А
народ верит. На самом же деле, узнать правду довольно просто. Это вам не
статистика смертности детей в российских сиротских учреждениях, которую
вы, действительно, нигде не найдете.
Почти 13 тысяч желающих усыновить, говорите? А кто же им мешает-то?
Что обычно делают будущие усыновители? Пойдемте, я вам покажу. Вот
государственный банк данных о детях, оставшихся без попечения родителей и
подлежащих семейному устройству- www.usynovite.ru.
Заходим. Включаем поиск. 63229 мальчиков и 42194 девочек всех
возрастов. Сто с лишним тысяч детей-сирот. Простая и страшная
арифметика. Выбирай — не хочу. Может, в том-то и дело, что «не хочу»? Не
хочу подросшего, не хочу темненького, не хочу с диагнозами, не хочу с
братьями-сестрами...
То есть, если где-то и имеется потенциальный приемный родитель с
собранными документами, который почему-то не находит себе сразу ребенка,
это означает, что он вовсе не готов взять первого встречного сироту, а
ищет «новорожденного голубоглазого малыша от профессора и студентки», да
еще чтоб похож был, чтоб понравился сразу и «сердце екнуло». И вряд ли
господину Астахову удастся убедить его усыновить ребенка с ДЦП или
трудного подростка, да даже просто малыша с «неславянской» внешности —
даже за 100 тысяч рублей.
Так что все остается на своих местах: сиротпром стабильно выдает
цифру в сто с лишним тысяч сирот, находящихся в учреждениях и,
практически, не имеющих возможность их покинуть — с вашего согласия и за
ваши деньги.
Немногочисленные усыновители продолжают усыновлять — хоть благодаря,
хоть вопреки меняющимся законам и поправкам. А чиновники используют
сирот, как разменную монету в политическом пиаре, принимают фиктивные
меры, создают бессмысленные органы и попиливают под них бюджет."
Комментариев нет:
Отправить комментарий